Почему мы замечаем только то, что хотим?
Каждый человек верит в свою объективность. Нам кажется, что мы достаточно наблюдательны, чтобы найти все доказательства против теории, которой мы придерживаемся — а раз этих доказательств недостаточно, то теория верна. Но что если мозг фильтрует любую — даже зрительную — информацию в соответствии с нашими убеждениями? Можем ли мы оставаться беспристрастными, или даже наша нейробиология противоречит этому?



Палмер Филд, Принстон, 1951 год. Традиционный осенний матч по американскому футболу: непобедимые принстонские «Тайгерс», с их знаменитым тейлбеком Диком Казмайером, против команды Дартмута. В игре со множеством пенальти Принстону удалось одержать победу над «Биг Грин», но цена ее была высока: около дюжины игроков получили травмы, а сам Казмайер закончил матч со сломанным носом и сотрясением. Как мягко выразились «The New York Times», это была «грубая игра, приведшая ко взаимным обвинениям со стороны двух команд». Каждая утверждала, что соперники играли грязно.

Эта история появилась не только на страницах спортивных изданий, но и в «Журнале аномальной и социальной психологии». Вскоре после этого происшествия психологи Альберт Хэсторф и Хэдли Кэнтрил провели опрос среди студентов, показав им видеозапись матча. Они должны были решить, кто из соперников начал грязную игру. Но мнения испытуемых по поводу игры той или иной команды оказались невероятно предвзятыми, и исследователи пришли к неожиданному выводу: «данные свидетельствуют о том, что нет никакого отдельного явления «игры», существующей вне сознаний конкретных людей». Каждый увидел ту игру, которую хотел увидеть. Но как? Возможно, они оказались примером того, о чем говорил отец «когнитивного диссонанса» Леон Фестингер: «Люди воспринимают и интерпретируют информацию так, чтобы она удовлетворяла их собственным убеждениям».

Когда студенты смотрели и анализировали запись матча, они вели себя словно дети, увидевшие знаменитую иллюзию «утка-кролик». Если картинку показывали в пасхальное Воскресенье, дети чаще видели кролика, хотя в любое другое воскресенье большинство видело утку. Сама картинка может интерпретироваться двояко, и «переключение» с одного образа на другой требует усилий.

В эксперименте Элисон Гопник и ее коллег ни один ребенок в группе от 3 до 5 лет не смог самостоятельно переключиться с одного изображения на другое (им показывали иллюзию «вазы-лица»). В группе детей постарше, но все еще «наивных», переключение сделала треть. Почти всем остальным это удавалось, когда им намекали на двойственность изображения. Интересно, что дети, сумевшие распознать оба изображения, также лучше справились с заданием на «теорию разума» — способность осознавать субъективность своего восприятия по отношению к внешнему миру (например, детям показывали коробку цветных мелков, внутри которой на самом деле были свечи, а затем просили предположить, что подумает о содержимом коробки другой ребенок, увидевший ее).



Впрочем, приняв то или иное решение, мы будем упрямо на нем настаивать. Отдав долг уважения утке-кролику, Балсетис с коллегами провели эксперимент, в ходе которого группе людей показывали изображения «морских животных» и «домашнего скота». Испытуемые должны были выбрать, которое из двух представлено на картинке: за каждый ответ они либо набирали баллы, либо теряли (примечание: одни получали баллы за «морских животных» и теряли за «домашний скот», другие — наоборот). Закончив игру с положительным счетом, они получали в награду упаковку мармелада. Если счет был отрицательным, им доставалась «банка жидкой консервированной фасоли». Решающий момент наступал в конце, когда испытуемые видели смутное изображение то ли лошади, то ли тюленя (тюленя было немного сложнее разглядеть). Чтобы не давиться злосчастной фасолью, им нужно было распознать то изображение, за которое они бы набрали очки. И большинству это удалось. Но что если они видели оба изображения и сообщили лишь о том, которое должно было принести им выигрыш? Эксперимент повторили с новыми участниками, но на этот раз отслеживались движения их глаз. Те, кому нужно было найти больше «домашнего скота» чаще смотрели на кнопку «домашний скот» (после ее нажатия ответ был бы засчитан и они перешли бы к следующему вопросу), и наоборот. Взгляд, брошенный на кнопку «правильного» (по их мнению) ответа выдавал их намерения безо всяких расчетов мозговой активности. В первую очередь выбор делало их зрение.

Даже если в эксперименте имитировалась компьютерная ошибка и испытуемым говорили: «извините, на самом деле это “морские животные” спасли бы вас от жидкой фасоли», большинство все равно настаивало на своей изначальной интерпретации изображения — даже в свете новой мотивации. «Они неспособны посмотреть по-другому на изображение, уже закрепившееся в их сознании,» — говорит Балсетис. — «потому что если наделить неоднозначное явление конкретным смыслом, оно перестает быть неоднозначным».

Недавнее исследование Кары Федермайер показывает, что нечто подобное происходит при формировании воспоминаний. В нем рассматривалось ошибочное представление о программе политического кандидата — как в том случае, когда большинство людей полагали, что Майкл Дукакис, а не Джордж Буш собирается стать «президентом-просветителем». Исследования активности мозга испытуемых при помощи ЭЭГ обнаружили, что сигналы ложных и корректных воспоминаний практически совпадают. Личная версия произошедшего настолько закрепилась в сознании испытуемых, что стала правдой.

Подобное «закрепление» может происходить и неосознанно. В ходе опубликованного в «Pediatrics» исследования более 1700 родителей в США получили для ознакомления брошюры одной из четырех кампаний, призванных развеять мифы об опасности жидкой коревой вакцины. По результатам исследования ни одна из кампаний никак не повлияла на решение родителей делать прививку. Да, изначальные противники вакцины слегка усомнились в том, что она вызывает аутизм. Но вместе они еще сильнее убедились в том, что делать ЖКВ нельзя. Изображения опухших и покрытых сыпью детей лишь укрепили веру родителей в ее опасные побочные эффекты.

Пока неясно, как именно происходит это закрепление, и почему человек может внезапно передумать и переключиться с утки на кролика. Споры о том, как происходит переключение, ведутся уже давно и продолжаются по сей день. Одни доводы говорят в пользу того, что это «восходящий» процесс: нейроны, сообщающие, что перед вами утка, утомляются или «насыщаются», уступая место новой информации — о кролике.

Другой возможный механизм — «нисходящий» — предполагает, переключение происходит в выcших отделах мозга: если мы уже знаем что-то, то мы будем ожидать и всячески искать это. Если сказать человеку, чтобы он не пытался переключиться, то он скорее всего не будет это делать — в отличие от человека, которого попросят переключиться как можно быстрее.

Юрген Кормайер с коллегами из Института новейших исследований в области психологии и психического здоровья во Фрайбурге, Германия, предложил гибридную модель, совмещающую оба механизма. Как Корнмайер сообщил мне, даже в самом раннем возрасте активность глаз и визуальные системы влияют на «нисходящие» процессы, так что нельзя сказать, что информация воспринимается односторонне. Он предполагает, что даже если мы не заметили утку или кролика, наш мозг подсознательно распознал оба образа, но счел один ненадежным и не стал сообщать нам о нем. И тогда получается, что ваш собственный мозг в курсе происходящего, но сами вы так и остались в дураках.