25
сентябряЗона сегодня. Репортаж (36 фото)
ИК-29 одна из лучших исправительных колоний в Пермском крае.
Сидят здесь, в основном, местные, но по этапу могут привезти и людей из Москвы или Питера.
Зона «красная», т.е. порядки, в отличие от «черной», здесь устанавливает администрация, а не «смотрящий» или блатные.
Сидят в ИК-29 около полутора тысяч человек, большинство — молодые люди, до 30 лет.
В колонии есть отдельная рабочая зона со столярным и слесарными цехами, для желающих учиться есть школа.
Как и во всякой нашей тюрьме здесь есть касты — «мужики», работающие в надежде на УДО, «блатные», не желающие работать и сидящие от звонка до звонка, «козлы» — доносчики, работающие на администрацию, «опущенные» — низшая каста, несчастные, которые не смогли противостоять тюремному насилию или просто слабые, безвольные люди.
К тем, кто работает или учится, отношение у начальства помягче, за мелкий проступок, как мне говорили, работягу не накажут. Но идут на работу не поэтому, а чтобы хоть как-то скрасить однообразие тюремной жизни. Да и деньги в кармане — тоже мотив. В местной лавке бывает, что шаром покати, но можно и купить что-нибудь — сгущенку, например, или банку тушенки.
Нам показывали, конечно, только обложку, фасад. Внутри все гораздо суровей, тяжелее, грязнее. Мужики просили дать какую-нибудь маленькую фотокамеру — «мы вам снимем нашу жизнь изнутри». Рисковать не стали, конечно. Подвели бы и их, и себя. Но и увиденного нам хватило с лихвой. Я бы, наверное, водил в такие места экскурсии. Собирал молодых и отправлял бы в зону на два-три часа. Думаю, для многих это было бы хорошим уроком, уберегло от беды.
Вход в зону — сложный процесс. Каждый день по четыре раза мы проходили через три гремящие железом решетчатые двери. Отдал паспорт с пропуском, получил назад бумажку с печатью — и всё, шагай в зону.
Прогулочный дворик первого отряда. Вдалеке, слева, Альберт занимается медитацией — сидит так неподвижно по часу. Вспоминает свой Гоа, видимо.
Обед для бригады на рабочей зоне.
Чтобы позвонить по телефону домой, нужно написать заявление и дождаться разрешения начальства.
Обед в штрафном изоляторе (ШИЗО).
Столярный цех. Здесь делают ящики из фанеры, скамейки, швабры.
Работяги на перекуре.
В кузнице.
В карантинной зоне кто-то, видимо, кинул семечки на землю и там вырос одинокий подсолнух.
На промзоне увидел пекарню — пошел туда. Здесь делают хлеб для обитателей колонии.
Перед входом в столовую каждый проходит мимо окна и получает свою пайку хлеба.
Хлебное место.
Курят здесь все, у кого есть возможность получать сигареты в посылках. Посылка – раз в месяц, но могут и лишить права на нее за какую-нибудь провинность.
Зрители идут на последний спектакль. На заднем плане — Марат Гельман и министр культуры Пермского края Борис Мильграм.
В зрительном зале.
Интересно, обращает ли внимание на истинный смысл этой надписи кто-нибудь из местных сидельцев?
Сидят здесь, в основном, местные, но по этапу могут привезти и людей из Москвы или Питера.
Зона «красная», т.е. порядки, в отличие от «черной», здесь устанавливает администрация, а не «смотрящий» или блатные.
Сидят в ИК-29 около полутора тысяч человек, большинство — молодые люди, до 30 лет.
В колонии есть отдельная рабочая зона со столярным и слесарными цехами, для желающих учиться есть школа.
Как и во всякой нашей тюрьме здесь есть касты — «мужики», работающие в надежде на УДО, «блатные», не желающие работать и сидящие от звонка до звонка, «козлы» — доносчики, работающие на администрацию, «опущенные» — низшая каста, несчастные, которые не смогли противостоять тюремному насилию или просто слабые, безвольные люди.
К тем, кто работает или учится, отношение у начальства помягче, за мелкий проступок, как мне говорили, работягу не накажут. Но идут на работу не поэтому, а чтобы хоть как-то скрасить однообразие тюремной жизни. Да и деньги в кармане — тоже мотив. В местной лавке бывает, что шаром покати, но можно и купить что-нибудь — сгущенку, например, или банку тушенки.
Нам показывали, конечно, только обложку, фасад. Внутри все гораздо суровей, тяжелее, грязнее. Мужики просили дать какую-нибудь маленькую фотокамеру — «мы вам снимем нашу жизнь изнутри». Рисковать не стали, конечно. Подвели бы и их, и себя. Но и увиденного нам хватило с лихвой. Я бы, наверное, водил в такие места экскурсии. Собирал молодых и отправлял бы в зону на два-три часа. Думаю, для многих это было бы хорошим уроком, уберегло от беды.
Вход в зону — сложный процесс. Каждый день по четыре раза мы проходили через три гремящие железом решетчатые двери. Отдал паспорт с пропуском, получил назад бумажку с печатью — и всё, шагай в зону.
Прогулочный дворик первого отряда. Вдалеке, слева, Альберт занимается медитацией — сидит так неподвижно по часу. Вспоминает свой Гоа, видимо.
Обед для бригады на рабочей зоне.
Чтобы позвонить по телефону домой, нужно написать заявление и дождаться разрешения начальства.
Обед в штрафном изоляторе (ШИЗО).
Столярный цех. Здесь делают ящики из фанеры, скамейки, швабры.
Работяги на перекуре.
В кузнице.
В карантинной зоне кто-то, видимо, кинул семечки на землю и там вырос одинокий подсолнух.
На промзоне увидел пекарню — пошел туда. Здесь делают хлеб для обитателей колонии.
Перед входом в столовую каждый проходит мимо окна и получает свою пайку хлеба.
Хлебное место.
Курят здесь все, у кого есть возможность получать сигареты в посылках. Посылка – раз в месяц, но могут и лишить права на нее за какую-нибудь провинность.
Зрители идут на последний спектакль. На заднем плане — Марат Гельман и министр культуры Пермского края Борис Мильграм.
В зрительном зале.
Интересно, обращает ли внимание на истинный смысл этой надписи кто-нибудь из местных сидельцев?
