17
февраляНамибийская Этоша
Намибийская Этоша — одно из редких мест, где можно встретить всех представителей «большой пятерки»: буйвола, носорога, слона, льва и леопарда
Мертвое озеро Deadvlei. Здесь такие ещё называют «pan» — «сковородка». Стволы мертвых акаций этих, просоленные и обугленные, стоят так, говорят, больше шестисот лет. И только недавно все-таки начали падать. Фото автора, Сергей Пархоменко
Величайшая песочница мира
Час за часом едешь вдоль огромных, иногда больше 300 метров высотой, песчаных барханов. Мельчайший, нежнейший красный песок миллионы лет пересыпают сюда, вглубь страны, за десятки километров от побережья, ветры, упорно дующие с Атлантики. Дюны вырастают на совершенно плоском, твердом и ровном как асфальт соляном плато, ничто не нарушает идеальной геометрии их форм, и ветер выстраивает идеально отточенные линии ребер, сгибая их геометрически выверенными параболами.
Всего полчаса вверх по этому выгнутому гребню, — и вот уже сын Мотя сидит верхом на вершине величайшей песочницы мира, и за спиной его — вся бескрайняя долина. Так и тянет на попе съехать по песчаному склону вниз с высоты Эйфелевой башни. Многие и съезжают, отдавшись головокружительному восторгу, как ни в чем не бывало.
Ехать сюда надо обязательно на рассвете. Тогда есть шанс увидеть, как странно меняются цвета склонов этих красных дюн. Вообще-то эти дюны мы видели в сотнях рекламных клипов, на календарях, плакатах, открытках, в кино, на обложках путеводителей, на разворотах всяких альбомов и шикарных кофе-тейбл-буков. Так что тут тебя посещает нескончаемое, настойчивое дежавю.
Место, где звери свободны
Национальный парк Этоша — почти 24 000 км², отданных в распоряжение огромного количества диких животных. Вот так едешь рано утром в грузовике по одной из гравийных дорог, пересекающих территорию Этоши из конца в конец, а к придорожной луже выходит попить и освежиться после ночной охоты семейство из тринадцати львов. Точнее, тут только львицы и львята-подростки: «мужчины» этого прайда отлеживаются где-то неподалеку в высокой траве или в тени редких кустов и на публике предпочитают не показываться.
Звери здесь совершенно дикие — в Этоше никто их не кормит, не охраняет, не размножает, не лечит и вообще никто никак не вмешивается в их жизнь. Просто здесь — в окрестностях гигантской соляной «сковороды» (так официально и называется — «Etosha Pan»), чуть-чуть проще найти воду, чем в остальной намибийской саванне. Здесь даже в разгар засушливого сезона сохраняется несколько крошечных лужиц с водой, к которым собирается зверье со всей полупустынной зоны южной Африки. Однажды, лет сорок назад, эту территорию просто окружили проволочной изгородью, запретили внутри охоту и стали ограничивать на территорию доступ людей. А звери живут как хотят: мигрируют в течение года, когда и как им удобно, кормятся, чем получится, конкурируют друг с другом, размножаются, по мере сил, едят друг друга, если удается.
Проводники говорят, что такое добродушие и умиротворение у семейства наступает после того, как девочки с детками кого-нибудь благополучно съели.
Людей почти не боятся: да и нет тут людей. По дорогам аккуратно, не съезжая на обочину, иногда передвигаются джипы или специальные экспедиционные грузовики с открывающейся крышей. Выходить из них нельзя: в Этоше довольно много хищников — львов, леопардов, всяких диких кошек поменьше, гиен, диких собак, шакалов, — и риск нападения довольно велик. Так что звери привыкают к железным ящикам на колесах и не опасаются их.
Совсем близко, к самым колесам, подходит к машине, направляясь куда-то по своим делам, гиена. Страусиное семейство переведет через дорогу свой огромный детский сад. У обочины несколько жирафов будут объедать жесткие колючие акации. А неподалеку на лужайке крупный жирафище тем временем будет с наслаждением посасывать только что отодранную от чьего-то скелета сладкую берцовую косточку. Жирафы, говорят, большие любители восполнять таким образом недостаток кальция в организме. Тут же под кустом пасутся самые маленькие антилопы Африки — дик-дики. Размером с зайца — и это вовсе не детеныши, а взрослая, сложившаяся супружеская пара. Антилопы гну — прародители одноименного автомобиля Адама Козлевича — пасутся совершенно как коровы. Грациозные, с большим вкусом раскрашенные ориксы выходят полизать соли на твердую корку бескрайней «сковороды». Куду с шикарными витыми рогами: думаю, любой наш лидер районной парторганизации «Едросов» удавился бы за то, чтобы такой трофей украшал раздевалку его райкомовской бани.
Грациозные, с большим вкусом раскрашенные ориксы выходят полизать соли на твердую корку бескрайней «сковороды».
Что же до львов-папаш, то они оказались существами невероятно ленивыми и флегматичными. Из своих укрытий в тени они предпочитают выползать уже в сумерках, когда становится попрохладнее. И совершенно внаглую могут выйти в этот момент на дорогу. И там, на глазах у всех, принимаются абсолютно по-собачьи метить территорию то у одного куста, то у другого. Ну, разве что лапу не поднимают.
С двадцати метров мы следили за тем, как леопард, прячась в кустах и траве, подбирается к группе антилоп-спрингбоков, нападает на одну из них, душит и утаскивает на дерево. Водитель внезапно дал по тормозам, полупрошептал-полупрокричал нам: «Леопард! Там леопард!» — и дальше все события от начала до конца разворачивались на наших глазах. Зверь так увлекся, что совершенно не заметил здоровенного грузовика, стоящего на дороге, откуда мы все это и наблюдали.
Нападение занимает буквально первые 3–4 секунды, потом зверь абсолютно замирает минут на пять и просто держит жертву за горло, дожидаясь, пока она перестанет сопротивляться и биться, потом с трудом утаскивает в укрытие.
Кстати, опережая вопрос, почему леопард затаскивает добычу на дерево. Все очень просто: отнимут. Придут две-три гиены — и привет: они только выглядят такими унылыми лузерами, а на самом деле — легко отгонят леопарда со всей его грациозностью и цирковой ловкостью… Или пара львиц: тоже ещё те подлые ленивые дряни, если вдуматься. Дело в том, что рейдерство в животном мире распространено чрезвычайно широко, и всегда гораздо больше желающих отнять «уже готовую» добычу, нежели тех, кому не лень самому охотиться. Что-то это мне напоминает.
Момент «удержания» жертвы
Мертвое озеро Deadvlei. Здесь такие ещё называют «pan» — «сковородка». Стволы мертвых акаций этих, просоленные и обугленные, стоят так, говорят, больше шестисот лет. И только недавно все-таки начали падать. Фото автора, Сергей Пархоменко
Величайшая песочница мира
Час за часом едешь вдоль огромных, иногда больше 300 метров высотой, песчаных барханов. Мельчайший, нежнейший красный песок миллионы лет пересыпают сюда, вглубь страны, за десятки километров от побережья, ветры, упорно дующие с Атлантики. Дюны вырастают на совершенно плоском, твердом и ровном как асфальт соляном плато, ничто не нарушает идеальной геометрии их форм, и ветер выстраивает идеально отточенные линии ребер, сгибая их геометрически выверенными параболами.
Всего полчаса вверх по этому выгнутому гребню, — и вот уже сын Мотя сидит верхом на вершине величайшей песочницы мира, и за спиной его — вся бескрайняя долина. Так и тянет на попе съехать по песчаному склону вниз с высоты Эйфелевой башни. Многие и съезжают, отдавшись головокружительному восторгу, как ни в чем не бывало.
Ехать сюда надо обязательно на рассвете. Тогда есть шанс увидеть, как странно меняются цвета склонов этих красных дюн. Вообще-то эти дюны мы видели в сотнях рекламных клипов, на календарях, плакатах, открытках, в кино, на обложках путеводителей, на разворотах всяких альбомов и шикарных кофе-тейбл-буков. Так что тут тебя посещает нескончаемое, настойчивое дежавю.
Место, где звери свободны
Национальный парк Этоша — почти 24 000 км², отданных в распоряжение огромного количества диких животных. Вот так едешь рано утром в грузовике по одной из гравийных дорог, пересекающих территорию Этоши из конца в конец, а к придорожной луже выходит попить и освежиться после ночной охоты семейство из тринадцати львов. Точнее, тут только львицы и львята-подростки: «мужчины» этого прайда отлеживаются где-то неподалеку в высокой траве или в тени редких кустов и на публике предпочитают не показываться.
Звери здесь совершенно дикие — в Этоше никто их не кормит, не охраняет, не размножает, не лечит и вообще никто никак не вмешивается в их жизнь. Просто здесь — в окрестностях гигантской соляной «сковороды» (так официально и называется — «Etosha Pan»), чуть-чуть проще найти воду, чем в остальной намибийской саванне. Здесь даже в разгар засушливого сезона сохраняется несколько крошечных лужиц с водой, к которым собирается зверье со всей полупустынной зоны южной Африки. Однажды, лет сорок назад, эту территорию просто окружили проволочной изгородью, запретили внутри охоту и стали ограничивать на территорию доступ людей. А звери живут как хотят: мигрируют в течение года, когда и как им удобно, кормятся, чем получится, конкурируют друг с другом, размножаются, по мере сил, едят друг друга, если удается.
Проводники говорят, что такое добродушие и умиротворение у семейства наступает после того, как девочки с детками кого-нибудь благополучно съели.
Людей почти не боятся: да и нет тут людей. По дорогам аккуратно, не съезжая на обочину, иногда передвигаются джипы или специальные экспедиционные грузовики с открывающейся крышей. Выходить из них нельзя: в Этоше довольно много хищников — львов, леопардов, всяких диких кошек поменьше, гиен, диких собак, шакалов, — и риск нападения довольно велик. Так что звери привыкают к железным ящикам на колесах и не опасаются их.
Совсем близко, к самым колесам, подходит к машине, направляясь куда-то по своим делам, гиена. Страусиное семейство переведет через дорогу свой огромный детский сад. У обочины несколько жирафов будут объедать жесткие колючие акации. А неподалеку на лужайке крупный жирафище тем временем будет с наслаждением посасывать только что отодранную от чьего-то скелета сладкую берцовую косточку. Жирафы, говорят, большие любители восполнять таким образом недостаток кальция в организме. Тут же под кустом пасутся самые маленькие антилопы Африки — дик-дики. Размером с зайца — и это вовсе не детеныши, а взрослая, сложившаяся супружеская пара. Антилопы гну — прародители одноименного автомобиля Адама Козлевича — пасутся совершенно как коровы. Грациозные, с большим вкусом раскрашенные ориксы выходят полизать соли на твердую корку бескрайней «сковороды». Куду с шикарными витыми рогами: думаю, любой наш лидер районной парторганизации «Едросов» удавился бы за то, чтобы такой трофей украшал раздевалку его райкомовской бани.
Грациозные, с большим вкусом раскрашенные ориксы выходят полизать соли на твердую корку бескрайней «сковороды».
Что же до львов-папаш, то они оказались существами невероятно ленивыми и флегматичными. Из своих укрытий в тени они предпочитают выползать уже в сумерках, когда становится попрохладнее. И совершенно внаглую могут выйти в этот момент на дорогу. И там, на глазах у всех, принимаются абсолютно по-собачьи метить территорию то у одного куста, то у другого. Ну, разве что лапу не поднимают.
С двадцати метров мы следили за тем, как леопард, прячась в кустах и траве, подбирается к группе антилоп-спрингбоков, нападает на одну из них, душит и утаскивает на дерево. Водитель внезапно дал по тормозам, полупрошептал-полупрокричал нам: «Леопард! Там леопард!» — и дальше все события от начала до конца разворачивались на наших глазах. Зверь так увлекся, что совершенно не заметил здоровенного грузовика, стоящего на дороге, откуда мы все это и наблюдали.
Нападение занимает буквально первые 3–4 секунды, потом зверь абсолютно замирает минут на пять и просто держит жертву за горло, дожидаясь, пока она перестанет сопротивляться и биться, потом с трудом утаскивает в укрытие.
Кстати, опережая вопрос, почему леопард затаскивает добычу на дерево. Все очень просто: отнимут. Придут две-три гиены — и привет: они только выглядят такими унылыми лузерами, а на самом деле — легко отгонят леопарда со всей его грациозностью и цирковой ловкостью… Или пара львиц: тоже ещё те подлые ленивые дряни, если вдуматься. Дело в том, что рейдерство в животном мире распространено чрезвычайно широко, и всегда гораздо больше желающих отнять «уже готовую» добычу, нежели тех, кому не лень самому охотиться. Что-то это мне напоминает.
Момент «удержания» жертвы
