Никто в коммунальной квартире не старается для других, как правило. Никто не хочет облегчить жизнь другим хоть в малой степени. Только крики, желчь и склоки. В коммуне, о которой пойдет речь, люди точно также не желали хоть в крошечном виде облегчить жизнь остальным.

Я там всего лишь переночевал, и мне этого оказалось достаточным. Я не буду говорить о входной двери с невероятным количеством звонков. Можно было бы написать поэму только о подписях к этим звонкам – среди подписей были дописанные вручную неприличные выражения, одно даже в стихах, тоже неприличных, и посвященных женщине.




Длиннющий коридор, заваленный-уставленный вросшими в пол старыми шкафами, какими-то стульями, на стенах висят велосипеды, выварки, узлы и тюки. Когда идешь по неосвещенному коридору в дальний конец, чтобы удовлетворить там свои физиологические потребности на единственном на сорок пять живущих человек очке, то все эти велосипеды и шкафы норовят схватить тебя за самые сокровенные места, и ударить побольнее.


Кадр из фильма “Стиляги”.



Рядом с туалетом взору посетителя открывалась роскошная выставка образцов туалетных сидений начала расцвета конца эпохи застоя, висящих на вбитых в стену гвоздях, и издали похожих на лошадиные хомуты. На каждом сиденье черной краской были написаны имена тех лошадей, которые носили этот конкретный хомут: Петровых, Диамантидисов, Усиковых. Были там Ивановы-1 и Ивановы-2. Все это сразу отражало статистику в стране победившего себя социализма: тогда еще на двух Ивановых приходился как минимум один Диамантидис, и как максимум небольшой Усиков. Одно сиденье выделялось из всех, на нем было написано «Лидочка». Интересно. Хорошо, что не помадой, механически подумал тогда я.


Меня поразили две вещи из увиденного там. Первая – жена моего знакомого, работавшего в советское время в подполье и, как говорили в одном южном городе, ставившего больно голову, вынуждена была перекладывать сливочное масло из упаковки с надписью «Масло сливочное» в бумажку из-под маргарина. Для того, чтобы соседи не настучали на них туда, куда надо. У Миши, ее мужа, была язва, и она ему жарила всё на сливочном масле. Но принести пачку сливочного масла на общую кухню и на глазах у сорока стервятников жарить яичницу на нем она не могла – кто-нибудь обязательно стукнул бы в ОБХСС. И она перекладывала масло в другую бумажку.
Написал, и подумал, что этот язык не поймут сегодняшние двадцатилетние. И слава Богу, если честно.


Не могу пока описать эти крики на коммунальном камбузе, нет слов. Ай, что там были за крики! Какая энергия витала в воздухе! Даже молчаливым взглядом любая из хозяек запросто прожигала лист металла толщиной 8 миллиметров.


И второе, запомнившееся мне. У каждой из шестнадцати проживавших там семей была своя коридорная лампочка, над своей дверью. Любой мог ее включить, и осветить себе путь по всему коридору. Но ведь тогда остальные участники соревнования тоже будут видеть весь коридор, а это, конечно же, идет в разрез с коммунальной психикой. Кстати, вам не кажется, что слово «коридор» и слово «коррида» как-то взаимосвязаны? Там гремели такие баталии…



Теперь представьте себе картину: утро, от половины седьмого до семи часов. Почти все встали, чтобы идти на работу. Ночью никто не ходит в туалет, потому как далеко, да и вообще не принято. Все гадят в ночные вазы, которые больше похожи на эмалированные горшки и обычные цинковые ведра с деревянными крышками. А вот утром все полсотни жителей как раз идут в единственный туалет, чтобы их, вазы, опорожнить вместе со своими пузырями.


Если хоть один из них включит свет (свой свет) в коридоре, то будет светло всем, как я уже говорил. Но – как это? Я включу свет, и всем тогда будет видно? Вы смеетесь? Щас, разбежались. Тот случай. Никто, ни один человек не включает, все идут в темноте. Но подают при этом достаточно громкие звуковые сигналы, чтобы избежать столкновения:
– Иду! Иду! Несу! Несу! – одна рука у каждого занята ведром или горшком, вторая слегка касается привычных выступающих углов.


Я очень хотел бы сказать, что именно демонстрирует эта картина, но, к своему стыду, пока не знаю. Удивительно, насколько причудливые, и даже извращенные формы принимает наше эго. Опасность разлива сточно-фекальных вод методом «прямо на себя» стояла для этих людей ниже по рангу возможности осветить путь себе и всем, включив одну-единственную лампочку, висевшую у каждого над дверью.